- Привет, - безлико написал я в чате, тупо пялясь на разноцветные аляпые буквы. Да, все же лучше черного фона и серо-белых букв ничего нет, зелеными пишут маньяки, красными – буйные маньяки. Но о чем я думаю? Разве это я хотел написать в странном чате? А что вообще мне нужно в нем?
Я отложил ноутбук и откинулся на подушки на своей кровати. Черный шелк… Хм, Мана как-то сказал: «Ну какой Гакт без таходрома с черным шелком»… Мана… Как я скучаю по тебе лидер-сан, а ты как всегда в разъездах, в турах, и на экс-вокалиста совсем не находишь времени. Я поднял голову и посмотрел на мягкую игрушку на брелке, висящую у меня над кроватью. Ты тогда снял ее с себя и подарил мне, теперь эта вещица мой талисман.
Я помню твой запах, помню твои глаза, и как смешно ты всегда говорил: «Я хочу насмотреться на тебя надолго, что бы хватило до следующего раза». Капризный мальчишка, ты всегда был слишком далеко от меня, что бы быть моим, а я слишком скрывал свои чувства от себя, что бы сказать тебе. Я вздохнул и посмотрел в окно. Моросило, снова заладил этот зануда – дождь. Серый, однообразный, словно с крыши постоянно льется один и тот же слой воды как записанный на видеопленку и теперь прокручиваемый вновь и вновь. Страшно захотелось взять пульт и отмотать время назад, отмотать тысячный кадр этого дождя, вернуть обратно солнце, а потом чуть вперед до этого дня, когда я крикнул: «Лидер-сан!» и здесь нажать на паузу со смертельно медленной перекруткой, до момента когда Мана собрал свои вещи и уехал «по делам лидера», а после чего поставить на закольцованную передачу. Но в жизни просто не бывает, а бывает сложно.
Тихо скрипнула дверь, и в комнату зашел обнаженный юноша, еще почти мальчик. Он робко посмотрел на меня своими большими голубыми глазами, прося разрешение войти, и осторожно ступил босой ногой на ковер. Я опустил голову и взял из его рук поднос с чаем. Мальчик быстро юркнул ко мне в кровать и, как и все маленькие дьяволята, уютно устроился у меня под боком, довольно щурясь. Я посмотрел на его милую мордашку: на длинные реснички, кругленький носик, пухленькие губки. Ах, вот губки у него были как у Маночки, а по вкусу совершенно другие, не такие сладкие, не такие… Я вздохнул и принялся за чай. Все, с мыслями о лидере нужно кончать… «кончать нужно в руку или в ванну» – не к месту вспомнил я слова Кози, а потом сразу же свой ляпус, после которого Мана надолго закатился со смеху: «У лидера должны быть мозги, у певца - рот» - надо отдать себе должное, так как я, смешить лидера не умеет никто.
На вкус чай был отвратительный, напоминал жеваную половую тряпку. В который раз убеждаюсь, что к кухне никого подпускать нельзя. Ах, Мана, был бы ты здесь, не пришлось бы мне так страдать и мучиться с этими гавриками. Я взял поднос и отдал второму мальчику, что лежал по другую сторону от меня, и только тогда заметил шнурок с крестом на правой руке. Это… Я закусил губу и вспомнил тот день, когда Мана повязал его мне. Мы перед иконой, молясь за Тошию. Я держал за руку Манабу и шептал: «Господи, мне ничего не нужно, только присмотри за ним на небесах и присмотри за Маной на земле», а потом смотрел на лицо лидера, боясь даже пошевелиться, даже вздохнуть и продолжал: «Прости меня, Господи, прости. И присмотри за ними».
В комнату вернулся кареглазый юнец и устроился на свое место с моей правой руки, так же как и голубоглазый слева, такой же довольный и милый, такой же… штампованный.
По подоконнику барабанил дождь, в комнате горели свечи, а я думал лишь об одном: «Как он там?... Лидер под рукой Бога…»